Волшебник - Страница 9

– Тем, что ты смог превзойти все его ожидания, – строго, будто отчитывая, произнесла мама. – Тем, что ты занимался в десятке раз упорнее, чем кто либо еще. И, в конце концов, тем, что уже через месяц старый Арт-Нак признал, что он воспитывает не простого своего ученика, а воспитывает нового, будущего Арт-Нака.

Грудь сдавило тисками.

– Так значит… папа он… он гордился мной? Значит, он не умер, стыдясь собственного сына?

Очередная улыбка мамы стала мне ответом. Грудь сдавило еще сильнее и у меня из глаз невольно брызнули слезы. Слезы радости. Радость – это вообще единственная эмоция способная вызвать слезы у Амарийца, в том числе и у меня, пусть я и был не совсем «правильный» Амариец. Однако… каким же оказывается я был идиотом! Я видел только то, что было на самой поверхности. Видел родителей, молчаливо выслушивающих очередное «утешение». Видел Валлу, в кругу своих друзей, что о чем-то смеясь, тыкали в меня пальцем. Да и много чего еще я видел! Зато самое главное умудрился пропустить. А ведь еще считал себя умным. Дурак.

Сестренка, вероятно, что-то почувствовав, зашевелилась, но я тут же на нее громко зашипел. Если бы учитель мог меня видеть, я примерно представлял, что бы он мне сказал: «Крутые Арт-Наки никогда не плачут, даже от радости». Усмехнувшись пришедшей мысли, я поспешно принялся вытирать мокрые дорожки на щеках. Мама, улыбаясь, смотрела чуть в сторону, делая вид, что ничего не было. По всему получалось, что моему титулу «крутого Арт-Нака» ничего не угрожало. Все-таки учитель, как всегда, оказался прав. Моя неправильность, как Амарийца, повлияла даже на мою собственную мать. По крайней мере, у других женщин я еще не встречал столь сильного «чувства такта».

– Арт-Нак сказал, чтобы ты зашел к нему, как только более-менее придешь в себя, – немного погодя, произнесла мама.

Кивнув, я прислушался к себе. Вроде бы все нормально, даже, можно сказать, превосходно. Все что меня тяготило на протяжении многих лет – исчезло, оставив после себя чувство… обновления? Да, действительно, я чувствовал себя так, будто заново родился. И мне это нравилось!

– Не будем задерживать моего учителя, – с улыбкой кивнул я матери.

«Пригревшаяся» на моей груди сестренка, поднялась с явной неохотой и с еще большей неохотой вышла из комнаты. Будто я собираюсь не одеваться, а дать деру через окно.

– Я приготовила тебе вещи, – остановившись на пороге, качнула головой мама в сторону шкафа. – Надеюсь, тебе понравится.

И вышла, а я озадачился. Что же там за одежда? У нас народ, в этом плане, был неприхотливый. Все, от детей до «стариков», носили сапоги из мягкой кожи, плотные штаны и кожаные доспехи, обычно с вкраплением криита. Различалась все это только качеством материала, да цветом. Мать, например, предпочитала темно-красный, а вот сестренка любила белый. Отчасти из-за этого она и считалась одной из самых красивых девушек Ханан-Кая. В нашем роде передавались серебренные волосы и голубые глаза. У женщин светло-голубые, яркие, живые, а у мужчин темно-синие, мрачные, подозрительные. В общем, когда сестренка надевала свои белые сапожки, белые штаны и белые, кожаные доспехи, а затем распускала длинные, как у всех женщин моего народа, волосы, перед ее красотой было просто не устоять. Арт-Нак говорил, что Валла: «необычайно женственна». Сравнивать я мог только с женщинами моего же народа, потому как других просто не видел, но со своим учителем был полностью солидарен. Не считая моей матери, на мой взгляд, красивее сестренки я еще никого не видел. Единственная проблема заключалась в ее поведении. Она уже стала красивой девушкой, но все еще оставалась глупой девочкой.

Итак, посмотрим, что же там за одежду мне приготовила мама.

Поднявшись с кровати, я подошел к шкафу и раскрыл потемневшие от времени дубовые дверцы. Кстати, еще один момент, насколько неприхотливым наш народ был в выборе одежды, настолько же неприхотлив он был и в выборе всего остального. Арт-Нак говорил, что обстановке в наших домах люди даже дали отдельное название. Говорит: «Три «С"». Или, если расшифровать, – стул, стол, стул. Конечно, это они явно утрировали, ведь у нас есть еще и шкафы. Под одежду там, посуду, да и кровати… но и нельзя было не признать, что частично они все-таки правы. В моей комнате, помимо двух окон с простыми, белыми занавесками, присутствовала только кровать, стол, стул, шкаф, да книжная полка над столом. И это еще считалось «много мебели». Так говорил те, кто не был дома у Арт-Нака, вот уж у кого действительно было много мебели, так это у него. Говорит: «От людей заразился».

А дальше развить мысль я просто не успел, в голове стало так пусто-пусто…

Совсем забыл одно из немногочисленных правил нашего народа вообще, и касательно Арт-Наков в частности. Помимо почета и уважения к этому статусу прилагались еще и некоторые привилегии. Например, возможность облачиться в одежды, – считай, доспехи, – из кожи Василиска*. Хвост идет на сапоги, мягкие, удобные. Кожа со спины – это качественные штаны. А сам доспех делался из кожи дракона, что покрывала брюхо Василиска. Редкая и крайне опасная тварь. Причем, говорить о ней надо именно в такой последовательности, то есть сначала РЕДКАЯ и только потом уже ОПАСНАЯ. Другими словами, хрен найдешь, а когда найдешь, еще и хрен убьешь. Вдобавок Василиски, живущие в Некрополе, оч-чень сильно отличались от своих давних собратьев. Их даже скорее так называли лишь по привычке, чем по каким-то еще причинам. Хотя мне больше нравилось название, данное этой твари мои учителем. Говорит: «Результат обдолбанного экспериментатора». Все, конечно, хорошо, но я потом полмесяца искал слово «обдолбанный» и это был едва ли не первый раз, когда так и не смог найти определения. Пришлось признавать поражение и идти спрашивать самого учителя, а затем массировать себе виски и напоминать о терпении. Говорит: «Забей, это молодежный сленг». И, успокоившись, я пошел искать слово «сленг».